Профессора Пензенского госуниверситета (ПГУ) Александра Бершадского называют легендой российской науки. Ученик изобретателя, отца первой ЭВМ Башира Рамеева, сам стал новатором. В числе его значимых заслуг — внедрение интернета в Пензе и технологий WWW, а также создание кафедры «Системы автоматизированного проектирования» (САПР) в ПГУ — нового направления в развитии промышленности. Его научный стаж — более полувека. 25 марта Александр Бершадский отметил свое 85-летие. В преддверии юбилея журналисты ИА «Пенза-Пресс» встретились с ученым.

Отец пензенского интернета

— Добрый день, Александр Моисеевич, ваша биография впечатляет. Вы были в числе первых среди тех, кто занимался внедрением интернета в Пензе. Расскажите, как все начиналось, с какими трудностями столкнулись и как их удалось разрешить.

— Все создавалось с большим трудом. В 1995 году я выиграл грант на открытие центра дистанционного образования в Пензенском политехническом институте (сейчас — ПГУ). Такой поддержки в нашей стране удостоились только пять региональных вузов. Дистанционное образование удаленное, поэтому сразу встал вопрос о подключении к интернету. В 1995 году, в принципе, в стране Рунет был слабо развит, в нашем регионе на тот момент действовала система «Инфотел». Это была совершенно другая система связи (она работала на основе телефонии), и ее качество было не самым лучшим. А как такового проводного интернета не было.

Когда нам потребовался интернет, то мы встретили сильнейшее противодействие со стороны пензенского «Связьинформа». Нам прямо сказали: «Никакого интернета, используйте «Инфотел». Дело осложнялось тем, что кафедра «Вычислительной техники», выпускником которой я являлся, тоже пропагандировала приверженность этой системе. В то время ее возглавлял профессор Николай Петрович Вашкевич. И ректор Евгений Александрович Ломтев (возглавлял вуз с 1982 по 1999 годы) говорил: «Кому я должен верить — профессору Вашкевичу, который за «Инфотел», или профессору Бершадскому, который за Интернет?». Вопрос решился в мою пользу, потому что у меня был грант на реализацию проекта.

Мы получили поддержку в Министерстве образования РФ. Но в Пензе процесс шел с большим трудом. Меня попросили подготовить статью об этом. Я написал в ней все как есть: что процесс идет в тяжелой борьбе со «Связьинформом», которое не заинтересовано в развитии интернета. «Доброжелатели» доложили о выходе материала в «Связьинформ», и его руководство «потребовало моей крови», обратившись к ректору нашего института Ломтеву. Была создана комиссия, которая провела проверку и признала, что я прав.

Параллельно с подключением к интернету мы решали вопрос подготовки кадров для дистанционного образования в других вузах. Мы провели соответствующие курсы, помогли пензенским институтам подключаться ко Всемирной паутине.

— Кроме вузов, на тот момент была еще где-то в регионе Сеть?

— По-моему, интернета как такового в Пензе не было. С вузов все начиналось.

— Если такого практического опыта еще не было, то где вы брали информацию о том, как все это нужно организовать?

— Всемирная паутина — система международная, мы использовали зарубежную литературу. Когда мы ее изучали, на Западе практиковалась система «Гофер», она позволяла передавать только текст. Новый метод управления передачей, известный сейчас как протокол TCP/IP, который позволял транслировать еще и мультимедиа, так называемая Всемирная паутина, WWW, только развивался. В России его тоже практически не было. Отечественное Министерство образования склонялось к тому, что мы тоже должны использовать «Гофер». Мы сказали, что хотим, минуя «Гофер», сразу перейти к работе во Всемирной паутине. Мы настояли на этом, министерство нас поддержало.

Естественно, это вызывало определенное негативное восприятие в университете и споры. На методическом совете, где я рассказывал о том, какое преимущество дает интернет, не буду называть фамилии, два профессора выступили с критикой. Они сказали: «Что вы нам рассказываете про светлое коммунистическое будущее? Если вы выиграли грант и есть деньги, мы предлагаем использовать средства на покупку компьютеров». Я довольно зло им ответил, что это не коммунистическое будущее, а заграничная система. Меня поддержал ректор, на тот момент им уже был Владимир Иванович Волчихин (ректор с 1999 по 2013 годы). Он сказал, что профессор Бершадский выиграл грант, и ему решать, на что направить деньги. Когда мы внедрили интернет, примерно через год эти два профессора обратились к нам, чтобы им на кафедру тоже его провели (смеется).

Для подключения школ использовали Ethernet, радиоинтернет, но он имел ограничения по дальности — 25 километров, с усилителями — 50 километров. Мы смотрели, как установить антенну на телевышку для радиоинтернета. Но, к счастью, стало более доступным оптоволокно, от идеи развития Ethernet отказались.

— Почему важно было внедрять дистанционное образование?

— Оно впервые появилось в Австралии. Чтение литературы показало, что это направление перспективное. И мы его в первую очередь планировали использовать для подготовки абитуриентов к поступлению в институт. Мы заключили договоры со школами, тогда учителей информатики еще не было, обучили несколько педагогов в школах районов Пензенской области, которые играли роль наставников, и в компьютерных классах организовали подготовку абитуриентов по физике и математике. Это мы смогли организовать на средства гранта.

Затем мы сделали пензенский Региональный центр дистанционного образования (ПРЦДО). Этот опыт нам очень помог, когда началась пандемия. Наш вуз оказался совершенно подготовленным к проведению дистанционных занятий. На кафедрах были электронные учебники, преподаватели имели навыки удаленной работы со студентами.

Системы автоматического проектирования

— В 1987 году вы основали кафедру «Системы автоматического проектирования». Это было совершенно новое научное направление, которое только развивалось в нашей стране. Почему вас оно заинтересовало?

— Направление зародилось в конце 60-х — начале 70-х годов. Оно возникло из потребности увеличения интенсивности проектирования и разработки нового оборудования, приборов.

Американская компания RAD Corporation, которая специализируется на прогнозах, в конце 60-х годов подсчитала, что уже в конце 70-х, если так будет развиваться проектирование, в нем должно быть занято все население мира, включая младенцев. Единственным выходом стала автоматизация проектирования — разработка моделей и систем с помощью компьютеров.

По сути, это стало третьим этапом научно-технической революции (первый — автоматизация производства (включая создание станков), второй — автоматизация управления производства — здесь уже можно говорить о создании конвейерных линий). Автоматизация в среднем дает ускорение процесса проектирования в 10 раз, производительность труда возрастает в пять раз. Плюс ко всему — безошибочная разработка и повышение качества продукта.

Представьте, что вы решили сделать переносной приемник. Человек может разработать три-четыре схемы, а автоматизированное проектирование позволяет создать 30 схем, из которых затем выбирается оптимальная. Или еще пример. Система станции обнаружения запуска дальних ракет противника вручную разрабатывается четыре-пять лет. За это время она успевает морально устареть, а при автоматизированном проектировании можно сделать ее за полгода.

Спрос на САПР стал громадный. Я увидел, что это очень интересное и нужное направление. Мы на кафедре «Конструирования и производства ЭВМ» (сейчас — «Информационное обеспечение управления и производства») сделали цикл САПР. Группа преподавателей читала курсы по теме и занималась научной работой.

В 1987 году, когда я уже защитил докторскую диссертацию, создал с молодежью кафедру «САПР». На тот момент мы уже работали на таком уровне, что Министерство образования даже не стало направлять к нам комиссию, сразу дало рекомендацию на открытие кафедры.

Качество образования

— Вы читали лекции не только в российских, но и в зарубежных вузах. Как вас встречали за рубежом, пытались ли перенимать ваши наработки?

— На Западе очень внимательно следили за нашими работами и публикациями. Читая лекции, я рассказывал, как мы работаем с графами, которые позволяют решать задачи проектирования электронных устройств. Я давал новые знания по теории графов и алгоритмов. Иностранцы всегда говорили: «Мы практически сами все сделаем, нас, в первую очередь, интересуют ваши идеи».

— Вам не предлагали работу за рубежом?

— За рубежом — нет, но в других городах страны было много предложений, особенно сильно звали во Владивосток. Почему не уехал? Я уже привык к Пензе, тут у меня семья. Если говорить, что считаю своим самым большим достижением, то могу сказать, что это моя дочь, которая работает в Санкт-Петербурге в Университете ИТМО начальником информационно-аналитического отдела. Она ученый, выигрывает гранты. Прекрасно знает английский, эксперт Всемирного банка. Второе — кафедра «САПР», которая полностью состоит из моих учеников. Работать в таком коллективе очень комфортно.

— По технологиям сейчас сильно отстаем от других развитых государств?

— Прилично. У меня до сих пор сохранился философский словарь 1952 года, где кибернетика называлась «буржуазной лженаукой», ее основатель Норберт Винер — «мракобес», который считает, что компьютер может быть умнее человека. Лженаукой кибернетика у нас перестала считаться только в конце 60-х годов. То есть еще тогда мы сильно отстали.

Дальше была ошибка в том, что в 70-е годы приняли решение копировать западные машины. Это погубило все наши отечественные научные школы. Неправильная политика в отношении науки усилилась в 90-е годы, когда была философия: мы нефть продаем, остальное все закупаем. Мы все подсели на западное, наши системы САПР рухнули. Свои разработки перестали делать, просто занимались адаптацией зарубежных продуктов к условиям нашего производства. Колоссально в программном обеспечении просели, используя заграничные операционные системы.

Сейчас где-то еще мы можем сопротивляться немного, но слабенько. Например, наш самый мощный суперкомпьютер «Кристофари» раз в 400 медленнее японских и американских машин.

Неправильной я считаю и двухуровневую систему обучения. Мы все были против ее внедрения.

— Что сделать, чтобы наука развивалась, чтобы она была интересна молодежи?

— Нужны финансовые вливания в вузы. Все преподаватели где-то подрабатывают, потому что зарплаты низкие. У нас студенты не ходят на занятия — работают на предприятиях. Студент-программист может получать в месяц 70 тысяч рублей. Выпускники — 200 тысяч. В науке сейчас много не заработаешь. В настоящее время есть положительные сдвиги, мы стали писать свои программы из-за наложения санкций, но нам еще долго придется наверстывать упущенное.

По материалам ИА «Пенза-Пресс»